Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

— Ладно, Трофим, оставь ее в покое, — сказала Евника в ее защиту. — Мы ведь для нее новые люди. Ты тоже целый год ничего здесь не говорил.

— Я вообще говорить не умею.

— Я хочу сказать несколько слов, — сказала Хадасса и встала. Она смущенно оглядела всех, кто был в помещении. — Простите меня, если я не смогу складно все сказать. Просто я уже давно не выступала среди людей, знающих Бога. — Тут у нее от волнения перехватило дыхание, и она молча помолилась Богу о том, чтобы Он дал ей смелость и нужные слова.

— Я вовсе не новый человек в вере. Мой отец рассказывал мне об Иисусе с самого моего рождения. Он знал Писание и учил мена всему, что сам помнил из Торы и об исполнении пророчеств и Божьих обетований об Иисусе. Когда я была еще совсем маленькой, отец привел меня к реке Иордан и крестил на том самом месте, где Иоанн видел, как голубь сел на плечо Иисусу, и слышал голос Божий: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение».

— Слава Господу, — сказал кто–то.

Асинкрит медленно сел.

— Твой отец знал Господа, когда Он жил на земле?

Поверят ли они ей, если она расскажет им все? Хадасса снова оглядела всех присутствующих и увидела, какими открытыми были у всех лица, с каким интересом все ее слушали. Может ли она не рассказать им обо всем, если они так жадно ловят каждое слово воскресшего Господа?

— Мой отец был единственным сыном одной вдовы, жившей в Иерусалиме. Когда он был еще совсем юным, у него была лихорадка, и он умер. И вот Господь услышал рыдания его матери и воскресил его из Шеола.

— Слава Богу, — воскликнуло в восхищении несколько человек. По помещению пронесся трепетный шепот, а один из присутствовавших, сидевший недалеко от Хадассы, встал и удивленно спросил ее:

— А как звали твоего отца?

— Анания Бар — Иона, из колена Вениамина.

— Я слышал о нем! — сказал этот человек остальным, после чего повернулся к Хадассе и добавил: — У него еще была горшечная лавка в Галилее.

Не в силах говорить, Хадасса кивнула.

— Тот человек, который привел меня к Господу, знал его много лет назад, — сказал еще один верующий.

— А где твой отец сейчас? — спросил еще кто–то.

— Он с Господом.

Наступила многозначительная тишина, после чего Хадасса стала рассказывать о себе дальше:

— Мы всегда приходили в Иерусалим на Пасху, встречались там с другими верующими. Каждый год мы собирались в верхней комнате, и отец рассказывал о том, как Иисус исполнил Пасху. Но в последний раз, когда мы там оказались, начался бунт, и в городе творилось что–то страшное. Многие наши друзья ушли из города, потому что оставаться было опасно. Отец уходить не захотел. А когда зилоты заперли городские ворота, тысячи людей оказались в ловушке. И вот однажды отец пошел в город, к людям. Больше его никто не видел.

— А твоя семья, сестра? — спросила Евника, взяв Хадассу за руку. — Что стало с ними?

Когда Хадасса рассказывала о своей семье, ее голос дрожал. Она опустила голову, испытывая невольный стыд, оттого что она единственная из всей своей семьи осталась в живых, хотя считала, что меньше всего этого заслуживала.

— Я даже не знаю, для чего Господь сохранил мне жизнь.

— В свое время Господь все нам откроет, — торжественно сказал ей Асинкрит. — Твои слова стали для меня ободрением в этот период сомнений. — Его глаза были полны слез. — Бог отвечает на наши нужды по–разному.

Хадасса села, а остальные верующие тем временем начали свидетельствовать об ответах Бога на молитвы, об удивительных переменах в жизни многих людей. Потом стали говорить молитвенные просьбы и называть при этом имена братьев и сестер, которые находились в заточении или которым угрожала опасность.

Хадасса снова встала.

— Можно мне попросить помолиться? — Все с готовностью согласились. — Прошу вас, пожалуйста, помолитесь за моих хозяев, Децима Виндация Валериана, его жену, Фебу, и их сына, Марка Люциана. Они подобны потерянным людям в пустыне. Но больше всего я прошу вас помолиться за мою госпожу, Юлию. Она на пути к вечной гибели.

22

Хадасса возвращалась на виллу, испытывая необычайный духовный подъем и не зная еще, что ее ожидает.

Уже входя в перистиль, она услышала крик Юлии. Поспешив в триклиний, она побежала по открытому коридору, ведущему в покои ее госпожи. Одна из служанок кричала в истерике, стоя у двери покоев Юлии.

— Он хочет забить ее до смерти. Что нам делать?

Крики Юлии заставили Хадассу действовать, не задумываясь о последствиях. Когда она схватилась за дверную ручку, другая служанка бросилась к ней.

— Не входи! Он убьет тебя!

Хадасса оттолкнула ее, полная решимости войти к своей госпоже. Войдя в покои, она увидела, что Юлия лежит на полу и пытается подняться, чтобы убежать от Урбана, который бьет ее каким–то кнутом. Юлия кричала от боли, а кнут разрывал ее красный наряд и оставлял на ее коже кровавые полосы.

— Остановись, мой господин! — закричала Хадасса, но Урбан, ослепленный яростью, продолжал бить Юлию. Хадасса попыталась преградить ему путь, но он отшвырнул ее в сторону. Хадасса поднялась, чтобы снова встать у него на пути и дать уйти Юлии. На этот раз Кай нанес Хадассе оглушительный удар, сбив ее с ног.

— Убирайся! — заорал он, пнув ее ногой в бок, после чего снова повернулся к Юлии. — Я убью тебя, грязная ведьма! Клянусь всеми богами.

Он загнал Юлию в угол, она съежилась и закрыла руками голову, в то время как кнут снова со всей силы опустился ей на спину.

Шатаясь, Хадасса встала, едва соображая, что происходит. Воздух в помещении, казалось, был наполнен жестокостью и насилием Урбана; до сознания Хадассы дошли крики ужаса и боли Юлии. С трудом передвигая ноги, Хадасса все же нашла в себе силы броситься к своей хозяйке, чтобы защитить ее. Удар кнута заставил Хадассу вздрогнуть. Всхлипывая в истерике, Юлия сжалась за ее спиной в дрожащий комок.

Теперь всю свою злобу Урбан обрушил на Хадассу. Исхлестав ее кнутом и не удовлетворившись этим, он перевернул стол в покоях, опрокинул какую–то статую и разбил зеркало.

— Я еще с тобой разделаюсь, Юлия, — произнес он и вышел. Спустя какое–то время Юлия успокоилась.

— Он ушел. Помоги мне встать. — Хадасса не шевелилась. — Помоги мне встать, пока он не вернулся! — Юлия толкнула ее, и Хадасса повернулась на бок. Юлия увидела ее лицо, израненное и неподвижное. Испугавшись, Юлия приложила ухо к иссеченным губам Хадассы. Та едва дышала. Обняв свою служанку, Юлия заплакала. — Ты спасла меня от него, — прошептала она, покачивая ее. Убрав волосы с бледного лица Хадассы, она поцеловала ее в лоб. — С тобой все будет хорошо. Непременно. — Она крепко сжимала Хадассу и покачивала в своих объятиях, при этом чувство гнева все еще не покидало ее.

Хватит. С меня хватит, Урбан!

В этот момент медленно открылась дверь и на порог боязливо ступила служанка. Юлия уставилась на нее.

— Где мой муж? — холодно спросила она. Одна служанка стояла в дверях, две остальные — за ее спиной.

— Господин Кай покинул виллу, — ответила первая.

— И только после этого ты пришла ко мне на помощь, — горестным голосом сказала Юлия. — Трусливая тварь. Все вы трусы! — Она увидела страх в глазах служанки. Они правильно делают, что боятся ее. Все рабы в этом доме только и ждут, чтобы оставить ее на съедение Каю. Она теснее прижала к себе Хадассу, убирая ей волосы с бледного лица. Все рабы такие, кроме той, что бросилась ее защищать. Юлия чувствовала, как теплая кровь Хадассы стекала на рукав ее наряда.

Подняв голову, Юлия снова посмотрела на рабов, столпившихся в дверях и ожидавших ее указаний. Трусы! Идиоты! Они заслуживают смерти. Она ненавидела их всех.

— Помогите ей, — приказала она, и две рабыни устремились в комнату и наклонились, чтобы взять Хадассу. — Посолите ей раны, перевяжите и спрячьте ее от моего мужа. — Впившись ногтями в руку одной из них, Юлия добавила: — Если она умрет, шкуру спущу. Поняли?

— Да, моя госпожа, — ответили они в страхе.

— Быстрее! — Юлия знала, что ей надо покинуть виллу еще до того, как вернется Кай. Пока Кай не уймется и не образумится, ее жизнь в опасности. Если он не найдет ее, у него будет время, чтобы подумать и снова взять себя в руки. Не тратя времени на то, чтобы переодеться, Юлия обернулась в просторный плащ и ушла в ночь.

Всю дорогу до Калабы она бежала, и вот теперь стучалась в ее дверь. Прекрасно сложенный раб греческого происхождения узнал ее.

— Доложи Калабе, что я здесь, — сказала Юлия, переступив порог. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы выполнить ее приказание, и она оттолкнула его в сторону в вошла в просторное помещение, в котором Калаба проводила свои собрания, — Скажи Калабе, что я здесь, — повторила она, сверкая глазами.